Читаем без скачивания Бытиё моё. Рассказы и стихи о жизни - Станислав Граховский

Я такой же как все, я очень много думаю и ничего не делаю. Лишь слушаю и говорю, слушаю и говорю.

Выживший

Ещё вчера находясь на краю обрыва, я думал это конец. Напряжение перед неизвестностью, перед сменой позиции, сменой статуса «живой-неживой». Вариант наверх отпал входе борьбы с врагом. Сейчас даже тех, кто против меня невозможно забрать с собой. Не скажу, что это было впервой, но никогда не заходило так далеко. Вся эта группа лиц просто смотрела на меня и ждала моего прекращения. И здесь были все и враги, и друзья, вернее те, кем они для меня когда-то были. Укор, недоверие, неоправданные надежды, зависть, злорадное ехидство смотрело на меня из их глаз.

Прошло то время, когда я думал, что понимаю людей. Я их не понимаю и не знаю… да уже и знать не хочу. Потребность получить от меня большее с критикой моей неспособности этого, – самое доброе что можно было ожидать. Если нет, – месть и месть эта беспощадная. Мне можно было ни о чем не говорить и ничего не делать, чтобы уже стать в чем-то виновным. Ущемить все выступающие из меня грани моей когда-то многогранной личности и сделать меня круглым, убегающим ото всех, с кем приходится сталкиваться, вот к чему стремился каждый из моего окружения.

Вставай! Вставай! Не дело оно так сидеть. Дело надо делать. Меня наполняли ненужной верой в себя и людей. Того и тех, кто не нуждался в этом. «Тебе нужно верить и ждать!» Словно эхом неслось по моей жизни… верь и жди. При этом события, которые разворачивались вокруг только опровергали все виды вер. А ожидание было подобно наматыванию кишок на колючую проволоку. Люди не давали шанса думать о них хорошо, они не давали мне шанса быть их другом.

Что же я вижу? Вижу мир вывернутый наизнанку, со всей его личиной и подноготной. Но это уже не вызывает во мне бурю протеста. Это уже не вызывает жажду борьбы и крови. Даже своей, прикусив губу я уже не ощущаю. Я не презираю это, я отказываюсь. И пропасть как освобождение, как мнимая надежда на другой мир, с другими игроками, с другой верой, смыслом и целью всего этого.

Бодание мира не укрепило моих рогов, не создало во мне супермена. Это плохо не потому что они плохие, они просто не принимают тебя. Расцвет раздражительной слабости и ничего с этим не поделать. Каждая дверь создана для того чтобы быть закрытой. Даже узкий лаз или проход, который каждый раз кажется дорогой в рай превращается в чью-то ловко поставленную западню.

Мои желания могут исполняться только в случае преобладания их интересов. Причем последние составляют девяносто девять процентов, а мои один. И этот процент убивается в самом начале на корню. Желания порождают страдания. Гордый человек переполнен желаниями. Он хочет жить, любить, иметь, быть, относиться… прошло время желать и гордиться.

Но кто принимает всё это. Каждый простой человек, на деле оказывается очень сложным, непонятным, противоречивым. Он выдаёт на-гора такие перлы, что моя голова не может воспринимать их адекватно. И каждый из нас к сожалению, это не только характер, созданный воспитанием мам и пап, это и гены, которые постоянно лезут наружу, и влияние планет, и еды, которая тоже влезает в наше поведение, и результаты бессмысленной работы и отношения к ней, с которыми мы ежедневно сталкиваемся.

Я не могу это всё принимать, я устал это всё оценивать и рассчитывать хоть на малейшее изменение чего-то. Всё только уплотняется, сгущается и надрываясь стонет вокруг меня. Бесконечный гудящий хоровод. Может даже сотни хороводов, направленных в разные стороны. Вдохнуть свободно, это не здесь и не сейчас.

Смотрю в бездну, которая тоже не может стать избавлением. Она может стать только миром где я планирую остаться наедине с самим собой. Я планирую, но, когда это сбывалось. И уже в полёте, рассчитывая на скорый конец, я понимаю, что там на дне может быть сборище таких же как я.

Время замедлилось и остановилось. Я, переходя в другое измерение, в другой мир, в какой-то момент просто заснул. И в этом сне я находился в своём детстве, удивительном и красивом, и снова мечтал кем-то стать и подняться наверх, на самую вершину этого мира, чтобы вновь, словно ничего никогда не происходило, прокричать «Люди! Я люблю вас!»

Дерево, которого уже нет

Я… воевал в этих местах, до переезда на новую базу. Каждый камешек, каждый камешек знаком. Статуи, галерея, вид на горы и море. Здесь я… Здесь много чего я. Может кто надеялся на одно, а я на другое. Где я был? Был на войне? Просто воевал. Я воевал со своею жизнью. И изо в день приседал на одной ноге и записывал всё в специальный дневник. Спецшкола. Руководитель Андреич, служивший в разведке во время второй мировой. Он ни о чём никогда не спрашивал, а мы ни о чём и не говорили. Он всё знал до того как. Смотрит… и знает. Я встретился с ним через много лет. Ничего не говорили. Сразу было видно, что Андреич уже всё знал, просто осмотрев меня. Я был просто рад встрече.

Сейчас часто телевидение показывает те места. Мне не важен сюжет. Я знаю что-то большее, сокровенное. Здесь готовили к чему-то другому. Здесь я был реально наедине с самим собой. Я проходил стадии физиологического и психического созревания. Только так можно было, а по-другому нельзя.

Я сократил свой путь и проложил множество новых. Как мак, раз и все горы красные, два и всё это было уже вчера.

Удобно прятаться внутри кипариса. Плотные ветви помогают и подняться, как по лестнице, и оставаться незамеченным. Я часами был наблюдателем окружающего пространства изнутри дерева. А за мной наблюдали только летучие мыши, с которыми я не только подружился, но и брал их в руки. Теплые, гладкие, голые, страшные, но свои.

Два года я прожил на улице, в спальном мешке. Под вечер, спускаясь в своё логово, которое зимой частенько заливало водой, во время штормов. Ну а я спокойно погружался в мешок и спал, несмотря ни на что.

Когда-то многие события, происходящие в то время, со мной я воспринимал как стресс, снимая который мог до бесконечности отжиматься на брусьях. Я создавал себе образ, того кого хотел. И это легко получалось. Переходил колючку под напряжением и железнодорожный тоннель, который заканчивался закрытыми воротами, а я проникал между прутьями арматуры клетки, как будто её и не было. Как не было и меня. Влезая на громадные ливанские кедры с верёвкой и палкой в руках, я был на вершине мира, я видел все шишки и сбивал их.

В своих тренировках я обгонял автобус, бежал по его маршруту, выбирая более короткий путь. И обгонял его, сначала на одну остановку, потом на все, при этом пробегая в горах десятки километров.

Я знал, как обогнать всех. Я был специалистом по Атлантиде. Имел корочки-удостоверение киномеханика. Я крутил фильмы. Я крутил чью-то жизнь и обращал её вспять. Фильмы о ВОВ я заряжал наоборот и смотрел антисоветское кино, где наши отступали и кричали «Ару!»

Иногда ничего не меняется, даже если смотришь всё наоборот. Даже если я думаю, что я просто сейчас, что-то вспоминаю, веря в то, что это было давно, а не сейчас. Но я и сейчас нахожусь в этом месте и приседаю на одной ноге. Вот только дерево жаль… спилили.

Добрые враги

Никогда раньше не думал, что так бывает. Белое и чёрное, все понятно, никакой серости. Или даже не знаю, как это назвать. Альтруизм иссякает, народ стареет, слабеет, не может думать о тебе как бы ты этого хотел. Всё заметнее разница между давно знакомыми, товарищами и друзьями. Или это ты всё также считаешь, называешь их этими именами, а они уже давно поскрипывают зубами в углу, при одном воспоминании о тебе.

Причём как люди «культурные» или «вежливые», они могут даже отвечать на телефоны, молча слушать, ничего не рассказывая в ответ о себе. Но комментируя едкими шуточками и своими псевдопрогнозами. Ты не понимаешь, почему именно так происходит, терпишь, потому как они друзья. Используешь термины, о которых у этих «друзей» совсем другие представления. Вот именно – представление. Ты смотришь этот цирк и не веришь, тому что это всё может быть правдой. Горькой правдой жизни.

Иногда они мне кажутся как морские мурены, вдоль твоего жизненного пути, вылезают из щелей и хвать за мягкое место. И не важно, приостановился ли ты в связи с какими-то проблемами, позвал ли их и они тут как тут из подворотни, или идешь как флагман на всех парах. Они всегда найдут удобный момент. Могут и сами в гости прийти, посидеть, кофе твоего откушать, узнать, что к чему и… А ты думаешь друг приходил. И называешь всех так тем словом, которого они и знать то никогда не знали.

Странно, но оказывается есть определенная категория, которая только тем и живет, они сходят на работу, в гости, узнают, что им нужно и включат свой план действий, который конечно никак не входил в твой. Как гнус выгрызают часть тебя, перфорируя твою жизнь, считая, что тебе и так сойдёт. Да и они имеют право, ведь ты в них веришь. Волк съедает только того, кто в него верит. Не верил бы не подпустил, не разрешил. А глаза у волка во время охоты сама доброта, сама невинность. Мне так в детстве ел один ногу. Ест, а сам на меня вверх смотрит, спокойно так, тихо. Не рыкнет не пикнет, как ничего и не происходит. А я и сам смотрю и не верю, он даже не лаял, а молча подошёл и начал трапезу, как так и надо, как для него я рос. Подкрадываются такие друзья в максимальную близость. Ты что-то делаешь для тебя-то привычное, но для них неизвестное и давай они веселиться да линчевать тебя.